Take Watson? Avec plaisir!
хз что этоНаполеон опять проснулся, в который раз за ночь. После сдачи анализов, перевязок, и гемодиализа он был изнурен, весел и болененно бледен - очевидно, насильные возлияния неизвестными препаратами не прошли бесследно, и дурь если и не бродила больше в крови, то так или иначе нанесла удар нервной системе, бродила по нейронам и синапсам.
- Это был прекрасный день, но я - спать, - изрек он и гордо прошагал в комнату, условно считаемую спальней.
Очень кстати - непрерывное нервное напряжение в две недели продолжительностью, множество переменных, требующих корректировки плана вкупе с невозможностью выкроить часок на сон гадко сказываются на мышлении и координации. Даже самый тренированный агент подтвердит, а ведь выносливость Курякина всегда ставили в пример коллегам. Вот только если Наполеону не спится - никто не имеет права этого делать тоже. И теперь его разогнавшийся на химической тяге организм никак не обретет покой, мозг по инерции бестолково обуревает жажда деятельности. Поэтому Илья, не спавший трое суток подряд, стряхивает с глаз мутную дремотную пелену и терпеливо сносит любой каприз измененного сознания напарника. Наполеон порывисто ерошит волосы, зыркает с нездоровым блеском в глазах. Они садятся за шахматы - Наполеон через всю доску ставит мат двумя конями, швыряет одного в Илью и смеется, играют в пантомиму - Наполеон защипывает ладонями воздух, словно ловит что-то невидимое - загадал доктрину Трумэна. Наполеон с хитрым лицом крадется к старому курякинскому приемнику, почти нежно крутит ручку транзистора, перешептывясь с ним, как с подельником.
- Техника - как женщина, большевик, она ласку любит, - мечтательность во взгляде Соло тяжело оседает под весом скептического тона, когда он снова смотрит на Илью, - хотя вашим, наверно, и плечо товарища сгодится.
Спать хочется как никогда, хотя и отделались, кажется малой кровью - это если не считать одного агента, превращенного в гигантского ребенка с соответствующим самоконтролем. Ребенок хочет веселиться.
- Ну же, Курякин, отомри, жизнь так коротка! - Соло хватает Илью за запястья, вяло тянет на себя, больше взглядом убеждая, чем силой. У Габи этот номер не прошел, не до того было, да и не такие они были хорошие знакомцы. А Соло... Пусть его, танцует, если так хочет. Илья подыграет, лишь бы не во вред.
Наполеон так увлекается танцем, что не замечает ничего вокруг - смотрит только и загадочно улыбается, перебирая пальцами ткань рубашки и раз от разу все чаще наступает Илье на ноги - хорошо хоть босой. И может голова закружилась, или последствия наркотика, а может и вовсе Соло комедию ломает, кто ж его знает - его нога не вписывается в очередное па, и диван плавно и неотвратимо принимает их в свои объятия.
Слишком хорошо, чтобы быть правдой - спина Наполеона под ладонью влажная и теплая, его шумное дыхание убаюкивает, а положение тела так близко к идеальному, что желание уснуть лбом на вздымающейся груди ввинчивается в сознание почти против воли. В кисельно-вялом мозгу лениво ворочается мысль о том, что в прошлый раз лежали на нем, и что Соло в случае чего вряд ли потащит его в кровать, просто спихнет с себя и будет дальше спать.
Ничего подобного. Руки, четверть часа назад живущие своей жизнью, плавно скользят по плечам, прижимают голову Ильи ближе.
- Ты. Мой. Товарищ. Курякин. - чеканит Наполеон на заплетающемся русском, и каждое слово теплым выдохом ударяется в губы. Илья видит в глазах напротив какую-то болезненную решительность, а в следующее мгновение Наполеон крепко прижимается губами к его рту, громко чмокнув.
- Соло, что еще за нежности, засыпай уже, а? - ворчит Илья, почесывая нос о его шершавуюю щеку.
Наполеон под ним сухо сглатывает, а правое ухо стремительно алеет. У него самого настолько растерянный вид, что впору посмеяться - редкое зрелище. С Ильи вдруг слетает вся дремота, и он, бегая глазами по лицу Наполеона в поисках малейших признаков шутки и не находя их, как-то рвано вздыхает и думает - казнить нельзя помиловать. Ну и засранец же ты, Наполеон.
- Это был прекрасный день, но я - спать, - изрек он и гордо прошагал в комнату, условно считаемую спальней.
Очень кстати - непрерывное нервное напряжение в две недели продолжительностью, множество переменных, требующих корректировки плана вкупе с невозможностью выкроить часок на сон гадко сказываются на мышлении и координации. Даже самый тренированный агент подтвердит, а ведь выносливость Курякина всегда ставили в пример коллегам. Вот только если Наполеону не спится - никто не имеет права этого делать тоже. И теперь его разогнавшийся на химической тяге организм никак не обретет покой, мозг по инерции бестолково обуревает жажда деятельности. Поэтому Илья, не спавший трое суток подряд, стряхивает с глаз мутную дремотную пелену и терпеливо сносит любой каприз измененного сознания напарника. Наполеон порывисто ерошит волосы, зыркает с нездоровым блеском в глазах. Они садятся за шахматы - Наполеон через всю доску ставит мат двумя конями, швыряет одного в Илью и смеется, играют в пантомиму - Наполеон защипывает ладонями воздух, словно ловит что-то невидимое - загадал доктрину Трумэна. Наполеон с хитрым лицом крадется к старому курякинскому приемнику, почти нежно крутит ручку транзистора, перешептывясь с ним, как с подельником.
- Техника - как женщина, большевик, она ласку любит, - мечтательность во взгляде Соло тяжело оседает под весом скептического тона, когда он снова смотрит на Илью, - хотя вашим, наверно, и плечо товарища сгодится.
Спать хочется как никогда, хотя и отделались, кажется малой кровью - это если не считать одного агента, превращенного в гигантского ребенка с соответствующим самоконтролем. Ребенок хочет веселиться.
- Ну же, Курякин, отомри, жизнь так коротка! - Соло хватает Илью за запястья, вяло тянет на себя, больше взглядом убеждая, чем силой. У Габи этот номер не прошел, не до того было, да и не такие они были хорошие знакомцы. А Соло... Пусть его, танцует, если так хочет. Илья подыграет, лишь бы не во вред.
Наполеон так увлекается танцем, что не замечает ничего вокруг - смотрит только и загадочно улыбается, перебирая пальцами ткань рубашки и раз от разу все чаще наступает Илье на ноги - хорошо хоть босой. И может голова закружилась, или последствия наркотика, а может и вовсе Соло комедию ломает, кто ж его знает - его нога не вписывается в очередное па, и диван плавно и неотвратимо принимает их в свои объятия.
Слишком хорошо, чтобы быть правдой - спина Наполеона под ладонью влажная и теплая, его шумное дыхание убаюкивает, а положение тела так близко к идеальному, что желание уснуть лбом на вздымающейся груди ввинчивается в сознание почти против воли. В кисельно-вялом мозгу лениво ворочается мысль о том, что в прошлый раз лежали на нем, и что Соло в случае чего вряд ли потащит его в кровать, просто спихнет с себя и будет дальше спать.
Ничего подобного. Руки, четверть часа назад живущие своей жизнью, плавно скользят по плечам, прижимают голову Ильи ближе.
- Ты. Мой. Товарищ. Курякин. - чеканит Наполеон на заплетающемся русском, и каждое слово теплым выдохом ударяется в губы. Илья видит в глазах напротив какую-то болезненную решительность, а в следующее мгновение Наполеон крепко прижимается губами к его рту, громко чмокнув.
- Соло, что еще за нежности, засыпай уже, а? - ворчит Илья, почесывая нос о его шершавуюю щеку.
Наполеон под ним сухо сглатывает, а правое ухо стремительно алеет. У него самого настолько растерянный вид, что впору посмеяться - редкое зрелище. С Ильи вдруг слетает вся дремота, и он, бегая глазами по лицу Наполеона в поисках малейших признаков шутки и не находя их, как-то рвано вздыхает и думает - казнить нельзя помиловать. Ну и засранец же ты, Наполеон.